Месяц: Июль 2011

 

 

Грусть и тревога – двумя этими не очень радостными словами можно, на мой субъективный взгляд, выразить ощущения, связанные с настоящим и будущим молодой и, всё ещё кажется, перспективной науки – соционики. Точнее, её настоящее вызывает грусть, а будущее – тревогу.

Привычно употребив по отношению к соционике слово «наука», я несколько погрешил против истины. По многим признакам она, несомненно, может считаться наукой: соционика – одна из сфер познавательной деятельности, она аккумулирует и системно обобщает сведения о природе, социуме и мышлении, разработала свой математически четкий исследовательский аппарат, обзавелась информационно-исследовательской инфраструктурой – имеются коллегиальные сообщества, учебники, научные журналы и сайты, проводятся конференции, даже защищаются диссертации…

В то же время, назвать соционику наукой – значит, в известной мере выдать желаемое за действительное. Теоретики соционики так и не сформулировали приемлемой аксиоматики, основополагающие определения расплывчаты и спорны, информационная основа соционики базируется не столько на научных концепциях, сколько на гипотезах, проверка которых вряд ли возможна в обозримое время.

Соционическая практика, накопившая за четверть века обширный статистический материал, скорее может быть охарактеризована не как научная практика, но как спорадическое накопление артефактов. «Ручная» составляющая в практической деятельности социоников столь значительна, что не позволяет всерьез говорить о сколько-нибудь достоверной повторяемости, то есть научности. Соционика проявляет себя гораздо убедительней в качестве фольклорно-познавательного движения, нежели в качестве науки.

Новая дисциплина взяла на себя амбициозную решимость структурно описать информационно-психическое устройство человека и сообществ людей. Но означенное провисание соционики между наукой и искусством затянулось и продолжается те самые четверть века – период, когда соционика, выйдя за пределы небольших литовских салонов, стала предметом массового интереса в крупнейших мегаполисах СССР-СНГ. За эти годы новая дисциплина, возможно, побила все рекорды традиционных наук по количеству выданных на-гора гипотез. Но её беда в том, что гипотезы остаются самоцелью, нарциссическим стимулом графоманствующих авторов. Все меньше остается надежды, что даже наиболее интересные из этих гипотез когда-либо будут проверены и получат шанс превратиться в теории.

Соционика изначально стала развиваться как междисциплинарная отрасль познания, втянув в свой водоворот математиков и психологов, кибернетиков и литераторов, физиков и музыкантов… Редкий по широте охвата информационный обмен новоиспеченных коллег способствовал быстрому разбеганию соционических понятий вширь, но никак не вглубь. Узкий и недостаточно четко разработанный словарь понятий затрудняет плодотворное общение даже между социониками, не говоря уже о взаимопонимании с психологами и другими гуманитариями, а привнесение понятий из смежных дисциплин практически не оставляет надежд на выработку собственного научного метаязыка.

Из этой объективной трудности вытекает и другая, не менее существенная: определение соционического типа проводится по-дилетантски, при отсутствии общепринятых критериев. Многолетние коллективные попытки социоников создать универсальный тестовый инструментарий типирования не привели к успеху, более того, убедили: отрицательный результат этих попыток есть единственно возможный результат.

Относительным достижением совместных исследований социоников можно считать вывод, который сегодня мало кто оспаривает: социотип – категория исключительно метафизического толка, совершенно лишенная какой-либо материальной основы. Стремления связать его с группой крови, категориями темперамента, признаками, заимствованными из генетики, астрологии, биоэнергоинформатики, не увенчались успехом.

Астрология, с которой чаще всего сопоставляют соционику люди, мало с ней знакомые, тоже оказалась неприемлемым аналогом. В отличие от соционики, в астрологическом исследовании человека первый шаг представляет намного меньше затруднений. В идеале, должно существовать взаимно однозначное соответствие между временем и местом рождения человека и его гороскопом (правда, как поясняют знатоки астрологии, в ней имеются свои проблемы: установления точного времени рождения, уточнения асцендента в гороскопе и т. п.). Но основные трудности в астрологии начинаются со второго шага – когда приходится интерпретировать гороскоп.

Соционика буксует гораздо раньше: социотип, отправная точка всех дальнейших исследований личности, во многих случаях настолько расплывчат, что дальнейшие шаги теряют смысл.

К чести социоников, они всегда осознавали эту проблему и пытались работать, живя с ней как с неизбежностью. Напоминая тем самым бегуна-астматика, который, несмотря на тяжелую одышку, не собирается сходить с дистанции.

В 1999 году соционическая общественность отважилась на так называемый Днепропетровский эксперимент: большая группа практикующих социоников параллельно определяла социотипы «подопытных» людей, затем анализировалась сходимость результатов. Как и ожидалось всеми здравомыслящими людьми, вывод оказался неутешительным: 31% сходимости практически неотличим от полного хаоса, как если бы мнение о типах подопытных спрашивали у пассажиров трамвая. Правда, некоторые неубиваемые оптимисты ссылались на низкую квалификацию участников эксперимента (а где, интересно, взять высокую квалификацию при отсутствии единых критериев оценки?), на нелучшую методику проведения эксперимента, на «помехи в  эфире» при проведении столь массового мероприятия. Однако подсластить пилюлю не удалось: сколько на зеркало ни пеняй, коллективный автопортрет соционики был нарисован. И благообразием он, увы, не отличался.  Прошедшие со времени проведения эксперимента 12 лет – достаточно большой срок, чтобы заключить: новых попыток навести порядок в соционическом доме как будто не предвидится.

Однако, если предоставить событиям идти своим чередом, соционика останется в истории познания одним из милых псевдонаучных заблуждений – чем-то вроде теории теплорода, о чем будет сообщаться в сносках для самых любознательных историков науки. Если же допустить, что откровения К. Г. Юнга и А. Аугустинавичюте все-таки имели несколько больший смысл, чем сиюминутная забава мыслящих эрудитов, наследие этих выдающихся людей огорчительно оставлять в тенетах понятийной неразберихи.

Что же в таком случае делать всем нам, оставшимся у разбитого корыта информационного психоанализа? Поздно тешить себя иллюзиями, что выведет из тупика новый тест или очередной блок описаний подтипов, или неизмеряемая «размерность соционических функций», или припудренный хаос так называемых признаков Рейнина… Полагаю, каждый опытный соционик, не один год работающий, сам себе не соврет и признает: ни завтра, ни послезавтра не свалятся с небес строгие критерии определения социотипа, и даже если наш несложившийся научный язык до Киева доведет, откровения на очередной конференции ждать не стоит.

Если всё же сравнить соционику с аналогичной областью деятельности, слегка не дотягивающей до научной, вместо непригодной для аналогии астрологии я бы предложил радиэстезию, или, в более разговорном варианте, биолокацию. Человек с вертящейся рамкой в руке, если только он не шарлатан, способен уверенно отыскивать скрытые от глаз предметы. При этом никаких объективных, приборных измерений, дублирующих деятельность оператора биолокации, быть не может. Иначе говоря, прибором является сам человек, находящийся в особом состоянии ментального напряжения, связанного с биолокационным поиском. И проверить этого человека может только другой такой же человек.

Вот, на мой взгляд, в чем кроется суть разгадки обсуждаемой проблемы. Мы никогда не дождемся изобретения «социометра». Соционика способен проверить только соционик. И если грамотно, с учетом накопленного опыта в других похожих сферах деятельности начать развивать контрольно-критериальную деятельность, постепенно мы научимся доказательно отделять зерна от плевел.

Как в радиэстезии при отсутствии приборного арсенала отличают специалиста от шарлатана? Очень просто. Мне доводилось присутствовать на занятиях операторов биолокации. Курсанты, прошедшие начальный курс обучения, сдавали промежуточный экзамен. Он заключался в том, что человек с рамкой в руке подходил к пяти одинаковым жестяным банкам из-под растворимого кофе, зная, что в одну из них заранее положена пуговица. У экзаменуемого есть десять попыток. Если в девяти из них он нашел пуговицу, получает заслуженную пятерку. Восемь попаданий – четверка… Шесть попаданий из десяти – увы, неуд и невозможность продолжать обучение. Как легко сосчитать, «дуриком», на одном лишь везении этот экзамен не пройти. Однако примерно 90% курсантов его успешно сдают. Потому что учителя не морочат им голову, а учат объективному ремеслу – пусть и не имеющему пока достаточного теоретического обоснования, но многократно подтвержденному на практике. Операторы биолокации, отыскивающие воду в пустынях, залежи нефти, алмазов, проходящие по пути сбежавших преступников, диагностирующие микроскопические опухоли, впоследствии подтверждаемые на томографе, трещины, скрытые в бетонной толще плотин гидроэлектростанций, – повседневная реальность практической радиэстезии, «золушки» среди чванливых академических наук. А огромные гонорары, получаемые операторами, – лучшие доказательства их ремесленной состоятельности.

Так почему соционики неспособны в своем профессиональном сообществе организовать столь же убедительную систему верификации практических знаний?

Определение социотипа сродни постановке медицинского диагноза, который, строго говоря, почти всегда может быть поставлен коллегой под сомнение. Но принципиальная нестрогость медицинского тестирования со времен Асклепия не упразднила саму медицину. Испокон веку существуют консилиумы, на которых коллеги «сверяют часы». В более спорных случаях прибегают в опыту доказательной медицины – подхода к медицинской практике, при котором решения о применении профилактических, диагностических и лечебных мероприятий принимаются, исходя из имеющихся доказательств их эффективности и безопасности, а такие доказательства подвергаются поиску, сравнению, обобщению и широкому распространению для использования в интересах больных.

Когда нет возможности убедиться в истинности спорного явления путем прямого объективного тестирования, прибегают к так называемому слепому методу. Это процедура изучения реакции людей на какое-либо воздействие, заключающаяся в том, что испытуемые не посвящаются в важные детали проводимого исследования. Метод применяется для исключения субъективных факторов, которые могут повлиять на результат эксперимента. Определение социотипа, что легко заметить, как нельзя лучше подпадает под «юрисдикцию» слепого метода.

Но и это еще не всё. Более убедителен двойной слепой метод. Он  заключается в том, что не только испытуемые, но и сами экспериментаторы остаются в неведении о важных деталях эксперимента вплоть до его окончания. Двойной слепой метод исключает неосознанное влияние экспериментатора на испытуемого, а также субъективизм при оценке экспериментатором результатов эксперимента. Знаменитый «эффект плацебо» — назначения ложной таблетки и излечивания путём внушения – здесь не проходит. Поскольку в случае определения социотипа принципиально важно держать в неведении о происходящем как типировщика, так и типируемого, именно двойной слепой метод окажется для верификации самым надежным.

Как это может выглядеть на практике? Начать, на мой взгляд, лучше с двух-трех социоников, изначально предполагающих, что они кое-чему научились. Пусть они проверят собственную сходимость при социотипировании, пригласив – отнюдь не для этой, а для какой-то иной, ложно обозначенной цели несколько людей, желательно, еще не слышавших о соционике. Так будет реализован слепой метод. Если сходимость результатов у этих двух-трех социоников превысит 90% — и только в этом случае! – можно будет заключить, что появилось первичное коллегиальное ядро, способное к развитию.

Дальше принципиально важный вопрос, на который у меня пока нет ответа: как от слепого метода перейти к двойному слепому? Ну, испытуемые – ладно, их можно приглашать, не посвящая в суть происходящего. Но побуждать соционика к установлению социотипа человека, не говоря ему об этом, – полный абсурд! Возможно, двойной слепой метод реализуется в результате каких-то косвенных наблюдений за типирующим, но для этого необходимо создать специальные условия.

Когда коллег-социоников, преодолевших 90%-ный барьер сходимости (разумеется, результаты должны быть запротоколированы), станет больше – пять, восемь, десять человек, можно говорить об оформлении соционического коллегиума, профессионализм членов которого подтвержден двойным слепым методом. И только такой коллегиум будет вправе ставить вопрос об аттестации других социоников, о присвоении степеней и званий – вначале скромных: бакалавра, магистра, и лишь после достижения несомненных практических результатов в социоанализе коллективов, может быть, докторских. Научные степени, как в традиционных науках, будут, таким образом, свидетельствовать скорее о профессиональном и научном уровне, чем о пробивных способностях и внутрикорпоративной лояльности. Постепенность и строгая мотивированность каждого такого шага внушит уважение коллег – психологов, специалистов по управлению – к новому соционическому сообществу, готовому брать вершины не нахрапом, а с респектабельной неторопливостью. И тогда новый эксперимент, аналогичный Днепропетровскому 1999 года, но более корректный и тщательно подготовленный, возможно, не приведет к столь сокрушительному фиаско. Это и будет означать, что соционика, расстегнув памперсы, влезла в ползунки – первую достойную мыслящего существа одежду.

Савелий Кашницкий